Бельгия 6 ноября побила собственный рекорд по "безвластию": почти за пять месяцев, прошедших с парламентских выборов 10 июня, в стране так и удалось сформировать правительство. Предыдущее достижение принадлежит 1988 году, когда на формирование правительства понадобилось 148 дней. Затяжные правительственные кризисы для бельгийцев не внове. Да и "безвластие" не назовешь полным. Во-первых, остается монарх Альберт II, который по конституции является символом политического единства и осуществляет, правда ограниченно, исполнительную власть. Во-вторых, остается предыдущее правительство, которое будет работать, пока не создадут новое. Наконец, на выборах был сформирован парламент и все законодатели на своем посту.

Тем не менее сложившаяся ситуация вызывает у наблюдателей некоторые и порой весьма серьезные опасения. В культурном и языковом отношении Бельгия поделена надвое: одну часть населения составляют фламандцы, говорящие на нидерландском языке, другую - франкоговорящие валлоны. Вся история государства связана с отношениями между валлонами и фламандцами. В 1830 году фламандцы и валлоны вместе боролись за независимость от Королевства Нидерландов, что в итоге и привело к созданию Королевства Бельгии в 1831 году. В 2007 году все сменилось с точностью до наоборот, отношения между двумя группами стали настолько напряженными, что могут привести к расколу страны.

Внутриполитическое устройство Бельгии, начиная со дня основания государства до наших дней, постепенно эволюционировало к тому, чтобы соблюсти паритет между интересами двух групп населения. Хотя с другой стороны, не тех же основаниях можно сказать, что история Бельгии - это история противостояния валлонов и фламандцев, которое, несмотря на все компромиссы все еще продолжается. К примеру, в XIX веке в стране было сильно французское влияние, и соответственно франкоговорящие валлоны приобрели доминирующее положение. Французский язык стал государственным, а фламандцев оттеснили на задний план. Положение исправилось только в 30-х годах XX века.

По конституции король назначает главу партии, победившей на парламентских выборах, премьер-министром, премьер формирует правительство, куда входят семь министров, говорящих по-французски, и семь министров, говорящих на нидерландском языке. Парламент также избирается с учетом равноправного представительства фламандского и валлонского населения. Административное устройство соответствует этническому составу. Бельгия делится на три региона: Фландрию на севере, Валлонию на юге и Брюссель. Во Фландрии проживает 58 процентов бельгийцев, говорящих на нидерландском языке; в Валлонии 33 процента, в основном франкофоны, а Брюссель является двуязычным.

Однако некоторые политические силы в Бельгии подобный паритет не устраивает. В первую очередь речь идет о фламандских националистах, и тех фламандских политиках, которые считают, что Фландрия должна пользоваться большими преимуществами. Националисты, как водится, обеспокоены сохранением и развитием национальной идентичности, а умеренные политики националистического толка указывают на возросшую экономическую роль Фландрии по сравнению с "отсталой" Валлонией, которая живет на чужие деньги. Они настаивают на разделении сферы финансовой и политической компетенции регионов, что означает превращение федерации в конфедерацию.

На парламентских выборах июня 2007 года фламандские партии получили большинство мест в обеих палатах парламента. Самой многочисленной стала фламандская Партия христианских демократов, возглавляемая Ивом Летермом, которая как раз и выступает за большую автономию регионов и переход к конфедеративному устройству. Король Альберт II поручил Летерму формирование коалиционного правительства. Это, однако, оказалось практически невозможным, так как стороны выдвигали взаимоисключающие требования: Фландрия - большой автономии и конфедерации, валлонские политики, со своей стороны, настаивали на сильном федеральном государстве, гарантирующем благосостояние всех граждан не зависимо от "доходности" их региона.

Однако эта невозможность договориться вместо того, чтобы подвигнуть стороны на уступки, только разожгла страсти. 10 сентября ультраправая фламандская партия "Фламандский интерес" (Vlaams Belang), попыталась провести через региональный парламент закон о проведении референдума во Фландрии об отделении от Бельгии. Особенную остроту конфликт принял Брюсселе.

Помимо столицы Бельгии, Брюссель является еще и столицей Фландрии, но при этом большинство населения говорит на французском. В пригородах Брюсселя, в частности в Bruxelles-Hal-Vilvorde, опять-таки проживает большинство франкофонов. Они стремятся к тому, чтобы на них был распространен статус Брюсселя, который является двуязычным. Со своей стороны, разогретые политическим кризисом фламандцы, воспринимают это как плевок в свой адрес, как нежелание интегрироваться во фламандское общество, как франкоязычное высокомерие. Конфликт очень быстро вышел на бытовой уровень: на указателях, вывесках, где названия дублировались на двух языках, французский вариант старательно замазывался.

Все это происходит в стране, население которой в 2003 году составляло 10,3 миллиона жителей. Однако парадоксальность сложившейся ситуации еще и в том, что Брюссель является столицей объединенной Европы, а сама Бельгия долгое время была примером европейской интеграции. Раскол Бельгии может вызвать не только усиление сепаратистских настроений на национальной почве. Бельгийский пример опасен тем, считает экономист Анри Карпон (Henri Capron), что ставит под вопрос ни много ни мало всю социально-экономическую структуру Европы. Вслед за Фландрией другие богатые регионы Европы: такие как Бавария, Шотландия, Каталония, Каринтия могут задуматься о "национальной" принадлежности своих денег и принять меры, чтобы не отдавать их бедным чужакам по соседству.

Между прочим, в 2005 году проект общеевропейской конституции провалился именно потому, что многие посчитали, что это будет слишком рыночная и либеральная Европа, Европа для богатых и очень богатых, а социальная защита граждан отдельных государств будет принесена в жертву этому объединению.

Ведь чем кажется Бельгия нашему человеку, который никогда там не был? Да практически ничем - так, крошечный клочок земли где-то между Францией и Голландией, страна, смехотворными размерами которой мы почему-то привыкли измерять самих себя: мол, на территории нашей России свободно разместилось бы столько-то тысяч ваших Бельгий! Однако, как известно, размер далеко не всегда имеет значение.

Да, Бельгия маленькая. Не просто маленькая, а одна из самых маленьких стран в Европе, зато здешняя плотность населения - одна из самых плотных на свете. Согласно официальным данным на квадратный километр Бельгии приходится около 350 человек, что представить себе довольно трудно - как же такая толпа может разместиться на одном километре, пусть даже квадратном? На самом деле не очень понятно, как это бельгийские специалисты насчитали у себя такую плотность, ведь практически все маршруты по стране проходят среди обширных и пустынных полей и лугов, на которых, кроме живописных и невероятно холеных коров, не встречается ни души.

Видимо, потому, что почти все бельгийцы - горожане: в сельской местности живет что-то около 3 % 11-миллионного населения страны. Впрочем, несмотря на это в городах особой давки не наблюдается - народу на улицах, конечно, много, но толкутся-то среди достопримечательностей в основном отдыхающие. Продвинутые туристы со всего мира уже давно оценили Бельгию - страну маленькую, но удивительную.

Совсем недавно (по историческим меркам) ее вообще не существовало, по крайней мере, в качестве независимого, самостоятельного государства. Когда-то в здешние края проникли вездесущие кельты, среди которых затесался народец, носивший имя "белги". И когда сюда добрались римляне, они назвали свою новую провинцию Бельгикой. Затем землю захватили франки и внедрили среди местных людей христианство. Ну а потом маленький народ принялся то и дело переходить из рук в руки: побыл он и французским, и испанским, и нидерландским. И только в 1831 году Бельгия заявила о своей независимости от окружающего мира, обзавелась собственным королем Леопольдом I и принялась жить, как все приличные страны того времени. А через полвека, забыв о собственном недавнем подчиненном положении, завела себе колонии в Африке, с которыми благополучно рассталась в 60-х годах прошлого века и о которых теперь напоминает лишь традиционное для Европы число прорвавшихся в бывшую метрополию африканцев, торгующих здесь солнцезащитными очками и совсем настоящим "ролексом" за 20 евро.

Два народа
Знаменитое выражение "одна страна - один народ" не про Бельгию. Главных народов здесь два: валлоны и фламандцы. Первые говорят по-французски (вернее, на диалектах, но на классическом французском тоже умеют), вторые беседуют на голландском (то есть, конечно, на его диалектах, но, если надо, смогут и на правильном нидерландском). В принципе, в каждой бельгийской деревне - свой способ общения, свои словечки и свой говор, так что часто между соседями может случиться легкое взаимонепонимание. Живут валлоны и фламандцы рядом (куда же им деваться на такой территории-то!), но большой любви между ними нет и в помине. А есть довольно сильная антипатия, которой мешает бурно вырваться наружу разве что европейская привычка к толерантности. Впрочем, по-тихому неприязнь выражают все кому не лень: например, во Фландрии народ демонстративно не говорит по-французски, а в Валлонии - по-фламандски. На обоих языках весело щебечет разве что Брюссель - столица, населенная представителями обоих народов. Однако километрах в 30 от этого продвинутого города о существовании языка-конкурента вообще ничего не напоминает, и даже дорожные указатели на нем не дублируются.

Причина столь прохладного друг к другу отношения таится в глубине веков. Когда-то на территории Бельгии главными были франкоговорящие валлоны - у них и власть была, и богатство, так что фламандцы считали себя несчастными и обиженными. От обиды они принялись так усердно трудиться, что в конце концов у них произошел экономический бум, в то время как у расслабившихся валлонов случился экономический спад. Тем временем фламандцы, обрадованные состоянием своих финансов, принялись усердно размножаться, так что теперь их в Бельгии стало несколько больше, чем валлонов, к тому же очень много жителей Фландрии сумели добраться до высоких государственных постов... В общем, теперь обижаться пришлось уже валлонам. Дело дошло до того, что в маленькой мирной стране в 60-х годах XX века начали происходить различные беспорядки, ибо каждый народ искренне считал, что именно он подвергается жестокой дискриминации по национальному признаку. Ситуацию пришлось разруливать, разводя конфликтующие стороны по разным углам: страну поделили на две части, каждая из которых получила личные, говорящие исключительно на титульном языке министерства образования, культуры и экономики. Теперь Бельгия состоит из трех автономных частей: говорящей по-французски Валлонии, предпочитающей фламандский Фландрии и Брюсселя, в котором все перемешалось, так что отнести его к одной из фракций не представляется возможным. К тому же было бы нехорошо отдать столицу в чьи-то руки - второй народ немедленно вознегодует, так что пусть уж Брюссель будет ничей.

Посреди всей этой катавасии затесались еще и немцы. Правда, их мало, около 1 % населения, но это еще ничего не значит: немецкий язык в Бельгии считается официальным не меньше, чем французский или фламандский. А сами немцы хоть и входят в состав Валлонии, но некоторую самостоятельность тоже имеют. И хотя бы они ни на какую дискриминацию не жалуются. А может, и жалуются - просто очень тихо.

Столица на уик-энд
Брюссель - идеальное место для романтической поездки на уик-энд: он не просто красив, он великолепен. При этом город достаточно мал (обойти его можно пешком) и в то же время достаточно велик, чтобы не быть по три раза обследованным за день. Впрочем, если изучать Брюссель тщательно, то для него, боюсь, и недели не хватит.

Сердце бельгийской столицы расположено там же, где и у всех прочих городов Европы, - на главной площади, которая называется просто - Гран-Пляс, то есть Большая площадь. Кстати, она не так уж и велика. Да на нашей Красной таких Больших можно было бы разместить штук шесть, не меньше! Но опять же дело не в размерах. Сами брюссельцы утверждают, что их Большая площадь - самая красивая в мире. Не знаю, какова единица измерения степени красоты площадей (насчет самой красивой в мире я бы утверждать поостереглась), но то, что Гран-Пляс одна из прекраснейших на свете, - совершенно точно. Впрочем, ее наверняка хоть раз видели все люди земли: ведь именно на ней каждый август из разноцветных бегоний выкладывают гигантский ковер, о чем миру непременно сообщают по телевизору. И оно того стоит: старинная площадь с изумительным цветочным покрывалом - что может быть достойнее репортажа по ТВ?

А самое главное, что есть на Большой площади, - высоченная ратуша, увенчанная гигантским флюгером в виде архангела Михаила, побеждающего дракона. Ратуша хоть и хороша собой, однако выглядит немного странно, ибо ее башня торчит не из середины фасада здания, что было бы логично, а несколько сбоку. Существует даже легенда о том, что архитектор, когда увидел, какая ерунда у него вышла, забрался на ту самую башню и сиганул с нее вниз - типа так сильно огорчился. Впрочем, серьезные люди утверждают, что ничего такого не было, а башня выросла не там где надо просто потому, что ратушу строили в три этапа, и как-то так получилось, что одно крыло оказалось несколько длиннее второго. А архитектор вообще никуда не прыгал, жил себе спокойно до глубокой старости, продолжая строить разные другие башни.

Ратуша в качестве общественного здания благополучно функционирует до сих пор. Время от времени из ее дверей выходит бургомистр - не с какой-то там торжественной целью, а так, прогуляться, себя показать, на людей посмотреть. Говорят, не узнать его невозможно: во-первых, потому что он является людям, надев все свои регалии градоначальника, а во-вторых, потому что мало у кого есть еще такой большой живот (бургомистр вроде бы необыкновенно сильно любит пиво, и в результате этого глубокого чувства он в конце концов и стал мужчиной выдающегося телосложения). И вот выходит он на главную площадь, в руке - кружка пива, через плечо - лента, вид приветливый, и вступает в разговоры с прохожими, дабы узнать, всем ли довольны люди, нет ли у кого жалоб. Прямо не бургомистр, а Гарун аль-Рашид какой-то. Что самое обидное, лично я ничего такого не видела. Правда, когда местные узнавали, что на их большой площади я так ни разу и не встретила бургомистра, они все очень удивлялись: мол, как же так не встретила, он же все время там.

В общем, с бургомистром мне не повезло. Хотя, с другой стороны, зачем мне бургомистр? Какие у меня могут быть жалобы? То есть вообще-то их у меня много, но все они ни в коем случае не на город. Брюссель, по-моему, совершенно безупречен.

Писающий пижон
Прямо напротив ратуши стоит, наверное, самое удивительное здание площади - все такое ажурное, видимо, ужасно древнее. На самом деле это как бы готическое здание - самое юное на Гран-Пляс: его построили всего-то около 100 лет назад. И сделали это так здорово, что с тех пор к вычурному дому прилипло название "Дом короля". Ну, в смысле, оно такое красивое, что в нем не постеснялся бы поселиться и король. Правда, коронованная особа тут никогда не жила и сейчас не живет. В настоящее время здесь находится музей города Брюсселя, хотя Брюссель и сам весь как музей.

А вот те дивные дома, что стоят вокруг, настоящие, старинные, гильдейские. Гильдии в Брюсселе были богатые, и свои дома они старались строить такими, чтобы другие гильдии немедленно поумирали от зависти. В результате при желании мы могли бы часами изучать эти здания практически под микроскопом - гильдии прошлого не пожалели на них ни времени, ни денег, ни фантазии. Вот, например, Дом пекарей, оснащенный шестью фигурами, наверняка аллегорическими. Но теперь это большого значения не имеет, впрочем, одна из статуй уж точно символизирует хлеб: пекари все же строили. Дом лучников украшен золотым фениксом, Дом корабельщиков имеет фасад, представляющий собой корму парусника, к Дому галантерейщиков почему-то приделана статуя святого Николая, а в Доме пивоваров (здесь расположен музей самого, наверное, интересного бельгийского продукта) и сегодня варят пиво, правда, уже в целях развлечения туристов.

А еще тут есть Дом-лебедь, названный так в честь взирающей с фасада на мир птицы довольно крупных размеров. Когда-то здесь была гильдия мясников (странно - неужели они рассматривали прекрасных лебедей как объект мясной промышленности?), ну а потом тут какое-то время жил Карл Маркс. Чтобы далеко не ходить, классик любил обедать в расположенном в том же доме ресторане. И так все у него замечательно продолжалось, пока власти не спохватились и не попросили Маркса куда-нибудь уехать. Он и уехал, а ресторан и сейчас на месте, так что каждый желающий может отведать там чего-нибудь бельгийского и почувствовать себя автором "Капитала".

А вот с балкона вполне симпатичного Дома-звезды городской прокурор когда-то наблюдал за исполнением приговоров, так что место это было не слишком веселым. Тем более что неподалеку отсюда когда-то убили некоего национального героя, который, как довольно туманно сообщают гиды, боролся за права родного города. За что именно он ратовал, так и осталось невыясненным, но, видимо, права эти горожанам были нужны позарез. А раз так, то благодарная память о павшем герое и сейчас стучит в сердца брюссельцев: на стене здания в честь него установлен барельеф, представляющий собой того самого павшего героя и его верную собачку, как живую. Если последнюю потрогать - будет счастье. В результате песик отполирован до неземного сияния, да и сам герой отчасти тоже: правда, насчет него точных примет не существует, но на всякий случай народ поглаживает и его.

Как известно, символ Брюсселя - знаменитый писающий мальчик. И именно он оказывается единственным местным разочарованием: мальчик скандально мал, к тому же обнесен решеткой (спереть такую мелочь - как нечего делать, к тому же если все будут за него хвататься, то он в конце концов воссияет, как собачка павшего героя).

На решетке висит расписание, сообщающее всем заинтересованным лицам, когда и во что именно будет одет этот паршивец: у писающего мальчика нарядов как грязи, и самые прекрасные из них (в количестве около тысячи штук) хранятся в музее города Брюсселя.

Петр в кустах
Старый центр Брюсселя хорош тем, что здесь куда не сунешься, непременно наткнешься на что-то замечательное. Пара шагов от писающего мальчика - и вот вам, пожалуйста, церковь Нотр-Дам-де-ля-Шапель: мало того, что она самая старая в Брюсселе, ибо возведена в XI веке, так в ней еще и похоронен сам Питер Брейгель Старший, в свое время живший неподалеку. Крошечный парк Пти-Саблон обнесен изгородью, на столбах которой стоят маленькие бронзовые фигурки - средневековые ремесленники, представленные нам в количестве 48 разновидностей. Из общей картины славного небольшого городка несколько выбивается разве что Дворец правосудия - здание настолько гигантское, что это даже нелепо и противоречит здравому смыслу. И правда, зачем небольшой законопослушной стране здание, своими размерами переплюнувшее ватиканский собор Святого Петра? Говорят, архитектор в качестве образца для дворца взял древнеегипетские храмы. Оно и видно.

Зато с холма, на котором стоит монстр правосудия, открывается отличный вид на весь город. Именно отсюда можно полюбоваться знаменитым Атомиумом - ближе к этой супермодели кристаллической решетки железа подходить смысла нет: произведения такого рода почему-то издалека смотрятся куда привлекательнее, чем вблизи. И чем они есть на самом деле.

Еще буквально несколько шагов - и вот вам королевский дворец, милый, но ничего особенного. Зато рядом с ним есть парк Варанд, приятный тем, что в его пышных кустах таится любовно выполненный памятник нашему Петру I - царь в Брюсселе бывал и, похоже, развлекался настолько пышно, что местные жители до сих пор находятся под впечатлением.

Маленький Брюссель под завязку забит музеями. А те в свою очередь под завязку забиты всякими сокровищами. Особенно это относится к Королевскому музею изящных искусств, чьи залы буквально ломятся от Мемлинга, Давида, разных Брейгелей, Йорданса, Рубенса и прочих арт-деятелей, обладание хотя бы одной картиной которых способно составить счастье любого уважающего себя музея.

Для утонченных ценителей модерна Брюссель - настоящий пир духа и рай на земле. На самом деле по зданиям в стиле ар-нуво проходят отдельные экскурсии, и это правильно: модерна здесь много, а подробное рассматривание череды причудливых зданий с их затейливыми решетками, перилами и лестницами отнимает столько времени, что ни на что другое сил уже не хватает.

Чукчи Европы
Впрочем, Брюссель очень добр к тем, кто обессилел в процессе осматривания города. Сколько кафе, сколько ресторанов, сколько вкусного - с ума сойти можно!

Самая главная бельгийская еда - картофель фри, мидии, приготовленные пятью миллионами разных способов, а на десерт - гофры (такие специальные вафли с мороженым, взбитыми сливками, фруктами и вообще с чем хотите). Те, кто ни на секунду не желает отвлекаться от процесса осмотра брюссельских красот, могут купить кулечек с картошкой или ту же вафлю. Для них же чуть ли не на каждом углу - тележка, с которой продают вареных улиток-эскарго: три евро за десять штук. Обед - не обед, но вполне полноценный перекус. Этим, конечно, местная еда не исчерпывается. Главное здесь - бельгийский вариант украинского сала и борща или английской фиш энд чипс. Соседи-французы за такие кулинарные пристрастия над бельгийцами посмеиваются и обзывают их фритами (в честь картошки фри), но последним на то наплевать, тем более что в их кухне полным-полно блюд гораздо более изощренных, чем скромные мидии. Взять хоть угря, приготовленного с травами, - это же не еда, а песня или даже поэма!

А вообще Бельгия для французов почему-то стала самым главным объектом насмешек, так что те анекдоты, которые у нас рассказывают о чукчах, во французском варианте повествуют о бельгийцах. Что не совсем понятно: на самом деле у нас мало кто (кроме Абрамовича) когда-нибудь видел живого чукчу, поэтому про него мы можем напридумывать все что угодно. Но бельгийцев-то французы знают прекрасно, и ничего особо смешного или нелепого в этом народе лично я не вижу.

Возможно, над бельгийцами французы смеются из зависти, потому как последние не умеют делать пиво. Вино - да; бельгийское вино французскому аналогу и в подметки не годится. Зато бельгийское пиво - оно такое, что его готовы пить даже те, кто в принципе хмельной напиток на дух не переносит.

Пивные реки, шоколадные берега
Сколько в Бельгии разновидностей пива - никому, наверное, не известно. Их точно больше 400 сортов (по другим сведениям вообще 500), так что, если задаться целью перепробовать их все, нужно положить на это очень большой кусок своей жизни.

Бельгийцы говорят, что у них такое потрясающее пиво в основном потому, что исключительно на территории их страны живет некая замечательная бактерия. Причем обитает она только на старых черепичных крышах, откуда постоянно падает в ждущий ее пивной полуфабрикат. Маленькая бедная бактерия в пиве, конечно, тонет, но ее смерть способствует процессу естественной ферментации. Ну а то, что происходит с пенным напитком дальше, зависит только от фантазии производителей.

Пиво в Бельгии настолько разное, что даже странно, как все эти непохожие друг на друга напитки могут называться одним словом. Ну что может быть общего у плотных, темных, крепких траппистских монастырских сортов, бьющих в голову посильнее, чем шампанское, с легким вишневым, клубничным или даже банановым напитком, выглядящим так невинно, что впору предлагать его даже младенцам (на самом деле так поступать, конечно, не надо)? Ничего между ними общего нет, кроме названия их родового имени - "пиво". Ну а еще того, что хоть они такие разные, и то, и другое, и третье по-своему прекрасно и неповторимо. В общем, Бельгия - страна, по которой уместно отправляться в пивной тур. Причем, что приятно, во вре""мя такого путешествия даже не придется особо много перемещаться, ведь большинство лучших сортов пива можно попробовать, не выходя за пределы главной городской площади Брюсселя, в одном из десятков кафе и ресторанов, окружающих ратушу по периметру.

В одном из таких кафе мне попалось пиво с шоколадным вкусом. Если воспринимать его как пиво, то оно довольно странное, а если думать о нем как о некоем шоколадном напитке, то вполне ничего себе вещица. Впрочем, в Брюсселе не стоит ограничивать себя шоколадными суррогатами. Все-таки Бельгия - это еще и страна шоколада, о чем свидетельствуют мириады шоколадных магазинчиков, больше похожих на музеи. Из шоколада здесь готовы изваять буквально все - от макета ратуши до писающего мальчика как в натуральную величину, так и раз в пять больше. А пару лет назад здесь сделали шоколадного динозавра весом в четыре с половиной тонны! Жаль только, что ничто шоколадное не вечно. Непременно съедят и динозавра, и писающего мальчика, и ратушу...

Неладно что-то в бельгийском королевстве. Спустя четыре месяца с момента проведения парламентских выборов страна остается без федерального правительства. И сколько она пробудет в таком состоянии - не знает никто.

Политические партии Фландрии и Валлонии не могут прийти к соглашению относительно будущего государственного устройства Бельгии. В условиях, когда нет согласия, а точнее даже желания найти общие точки соприкосновения, формирование правительственной коалиции на данный момент не представляется возможным.

Одержавшая в ходе парламентских выборов победу партия "Новый фламандский альянс", возглавляемая Бартом Де Вевером, выступающая за полную автономизацию Фландрии, не намерена идти на уступки франкофонам в любых, даже самых второстепенных вопросах. Франкофонные политические силы, и прежде всего Cоциалистическая партия, набравшая наибольшее число голосов во франкоязычной части страны, со своей стороны не могут позволить себе согласиться с требованиями фламандцев, так как это автоматически будет являться свидетельством их политической слабости.

Одним из наиболее критических моментов стало обсуждение вопроса о пересмотре закона по финансированию регионов. Фламандцы настаивают на получении для себя полной налоговой автономии, что освободит их от значительных выплат в федеральный бюджет. Естественно, что франкофоны с такой постановкой вопроса не согласны, так как сразу лишаются масштабных вливаний в свою социальную систему из федерального бюджета. В условиях, когда Валлония и так переживает далеко не лучшие в экономическом плане времена, такое сокращение финансирования и дотаций может иметь самые негативные последствия для жителей региона.

По всем признакам межпартийный переговорный процесс зашел в тупик. Представитель фламандских христиан-демократов, партии, ранее находившейся у власти, Эрик Ван Ромпей, брат председателя Европейского совета Хермана Ван Ромпея, пессимистично охарактеризовал текущее положение дел в Бельгии: "Бельгия находится в коме. Пациент в состоянии клинической смерти".

Бельгийский королевский двор, традиционно выступающий в качестве основной консолидирующей силы, сегодня уже не обладает необходимыми рычагами, способными заставить фламандцев и валлонов договориться о чем-либо. Длившийся почти четыре месяца переговорный процесс в поисках консенсуса и определения дальнейших путей развития бельгийской государственности не принес никаких положительных результатов. Политические партии, претендующие на формирование правительственной коалиции, а их всего семь, не смогли ни о чем договориться. Усилия и Барта Де Вевера и лидера франкофонных социалистов Элио Ди Рупо, каждого из которых король Альберт II поочередно назначал ответственным за формирование правительства, оказались тщетными.

И вот с начала текущей недели по распоряжению короля Альберта II лидер "Нового фламандского альянса" Барт Де Вевер вновь занял место центральной политической фигуры в стране. Однако теперь его специальная миссия заключается лишь в выяснении степени готовности политических партий продолжать коалиционные переговоры. О формировании правительства в ближнесрочной перспективе речь уже не идет.

Подавший в отставку в самом начале политического кризиса Ив Летерм, возглавляющий до сих пор временное правительство, еще в 2006 году, будучи премьер-министром Фландрии, отмечал наличие слишком критических разногласий между франкофонами и нидерландофонами в Бельгии. Тогда его за слова о том, что "фламандцев и валлонов объединяют лишь король, сборная по футболу и некоторые сорта пива", подвергли серьезной критике. Но, как показывает текущая политическая ситуация, Ив Летерм был совсем недалек от истины. Сами фламандцы и валлоны постоянно подчеркивают, что живут не вместе, а по соседству друг с другом.

На фоне затянувшегося политического кризиса все четче начинают звучать голоса в под держку разделения Бельгии по языковому принципу. Помимо сепаратистски настроенных фламандцев, отстаивающих свое право быть полностью независимыми, среди франкофонов все больше растет уверенность в необходимости подготовки к разделу страны, поскольку перспективы договориться с фламандцами о будущем совместном проживании становятся более туманными.

В начале недели уже и лидер социалистов Элио Ди Рупо, ранее выступавший за сохранение единства Бельгии, вскользь упомянул о возможности раздела Бельгии на два независимых государства: Фландрию с одной стороны и Бельгию - с другой, которая включит в себя брюссельский регион и Валлонию. И такой сценарий уже не выглядит слишком сюрреалистичным.

Для тех, кто в Бельгии не бывал и слышал про эту страну не больше, чем доносится из отечественного телевизора, особняком она не стоит — подумаешь, очередная малявка с гонором. Чего стоят хотя бы недавние карикатурные скандалы? К слову, один из первых комиксов в истории комиксов (пардон за каламбур), в иссиня-черных красках живописавший Советскую власть, назывался «Тинтин в стране Советов», и был создан как раз в Бельгии, так что практика рисования скабрезных полит-ни-разу-не-корректных картинок у бельгийцев, можно сказать, в крови.

Гент безумно красив, даже сюрреалистичен.

Но стоит копнуть чуть поглубже, и понимаешь: малявка, да не простая. Много ли на свете других стран, в которых внутренняя граница, делящая государство надвое, едва ли не столь же прочна, сколь и внешние? На ум приходят лишь Северная и Южная Кореи, но там ситуация диаметрально противоположная — одна нация, разделенная на два государства. В Бельгии же приходится сожительствовать двум нациям, и обе они не слишком в восторге от такого соседства. На севере — Фландрия. На юге — Валлония. И различий между ними едва ли не больше, чем сходства.

Якоб ван Артевельде был неоднозначной персоной, о чем говорит и сочетание его прозвищ — Мудрец и Гентский пивовар

Фландрию населяют фламандцы, которые говорят на нидерландском языке (хотя, по словам местных, страшно на это обижаются, и предпочитают именовать свой язык фламандским). Фламандский быт и кухня довольно близки к голландским, хотя имеют свой вполне узнаваемый бельгийский колорит. При этом они не слишком в восторге от идеи объединения с Нидерландами. Как сказала мне одна немолодая фламандка, «мы уже были вместе, и нам не понравилось». Во Фландрии считают, что фламандцы лучше, чем валлоны.

С виду и в Генте очень различаются, но функции эти башни выполняли одинаковые.

Валлонию населяют валлоны, которые говорят на французском языке (хотя существует и валлонский язык, интерес к нему практически угас). Валлонский быт и кухня близки к французским… Ну, про бельгийский колорит вы уже знаете. Едва ли не каждый второй валлон выступает за объединение с Францией. В Валлонии считают, что валлоны лучше, чем фламандцы.

Соседство беффруа с собором практически той же высоты позволяет взглянуть на него под другим углом.

Во Фландрии и в Валлонии варят разное, но при этом одинаково бесподобное пиво.

Понятно, что баланс в такой непростой ситуации удержать практически невозможно. Поэтому и политический, и экономический перевес в Бельгии сейчас полностью на стороне Фландрии. Регион, в котором сосредоточена большая часть туризма, образования, финансов и хай-тека Бельгии, является объектом зависти или, по крайней мере, недоброжелательных взглядов со стороны своих южных соседей. Так было не всегда: сто лет назад в Бельгии безраздельно властвовала Валлония, в которой была сосредоточена угледобывающая отрасль и тяжелая промышленность — направления, весьма востребованные в эпоху войн, какой был XX век для всей Европы.

В отличие от Брюгге, в Генте я в этот раз на беффруа все-таки забрался. Лифты — это, конечно, неспортивно, зато быстро и не так утомительно. И город открывается, как на ладони.

Можно ли винить фламандцев за то, что дорвавшись до реальной власти в стране, где еще в прошлом веке не признавали их родной язык, они допускают отдельные перегибы? Можно ли винить валлонов за то, что не сумев вовремя перестроиться и придя к экономическому упадку, они мечтают жить во Франции? Наверное, нет. Нам бы со своими национальными проблемами разобраться.

Глядя на раскопки сверху, сразу прощаешь заборы, возведенные в самом центре и постоянно лезущие в кадр

Приезжая в Бельгию как турист, этой ситуации не замечаешь — или, по крайней мере, она не бросается в глаза. На улицах нет факельных шествий и граффити «бей фламандца!», на площадях Брюгге не жгут франкоязычную литературу. Но если пообщаться с местными, некоторое напряжение чувствуется. И, конечно, переезжая из Фландрии в Валлонию, понимаешь колоссальную различие между этими двумя регионами и их городами. Словно в другую страну попадаешь.

Как и в Брюгге, прогулки по рекам и каналам Гента очень популярны среди туристов. Да, между этими двумя городами очень много общего.

Эти фотографии я сделал в Генте, последнем фламандском городе на нашем маршруте. Это крупный порт (как ), учебный центр (как ), популярный туристический город (как ). В нем полно достопримечательностей и есть свой шарм, без которого достопримечательности бесполезны. Гент безумно красив. Все, что я могу сказать плохого про Гент — здесь в кафе мне продали ужасный круассан. Это единственная ложка дегтя в бочке благоухающего меда. Будете во Фландрии, не пропустите.

Прощальный взгляд — на Гент и на Фландрию.

После Гента мы выдвинулись в сторону Льежа, что в северо-восточной Валлонии. Фотографии Льежа и мысли, которые он на меня навеял, я выложу в следующем выпуске. Не унывайте!

В годы Первой мировой войны противоборствующие стороны столкнулись не только с проблемой удержания тысячекилометровых фронтов, но и с проблемами контроля оккупированных территорий. Логика тотальной войны требовала максимально эффективного использования имевшихся там ресурсов, что вынуждало менять выработанные ещё в ходе войн XIX века схемы управления. Так, в 1914 году немецкие войска заняли Бельгию, которая оказалась на четыре года в руках оккупационных властей. Как складывалась жизнь мирного населения в эти непростые годы? Какие отношения были между бельгийцами и германской администрацией? Имелось ли в Бельгии сопротивление?

Бельгийская армия на войне

Бельгия была оккупирована в ходе боёв между армией королевства и силами Германской империи, пусть и не столь значительных, как франко-германское противостояние. Война стала для Бельгии неожиданностью, поскольку бельгийцы были уверены, что немцы не нарушат нейтралитет королевства, гарантированный договором 1839 года, который подписали Великобритания, Франция, Австрия, Пруссия и Россия. Однако немецкий план Шлиффена и Мольтке предусматривал быстрый удар и проход через Бельгию, что должно было помочь избежать затяжных сражений у крепостей вдоль франко-немецкой границы.

Знаменитый кадр: бельгийские пулемётчики с пулемётными тележками на собачьей тяге выдвигаются навстречу немецкой армии во время её наступления на Антверпен, 20 августа 1914 года

Бельгийская армия насчитывала 200 тысяч солдат при населении страны в 7,7 миллионов человек и по всем статьям проигрывала армиям великих держав: например, у бельгийцев отсутствовала тяжёлая артиллерия, было мало пулемётов, неудовлетворительной была выучка солдат, и, наконец, не было ясного плана обороны. В течение августа – октября 1914 года полевая армия была оттеснена к северу, и во время осады Антверпена значительной части бельгийцев во главе с королём Альбертом удалось отойти на запад, к речке Изер.

Именно там во второй половине октября 1914 года бельгийцы, понеся огромные потери, при поддержке французов остановили наступление немцев - это была заключительная часть «бега к морю», после которого Западный фронт надолго стабилизировался. Потом вплоть до 1918 года бельгийская армия, номинально под командованием короля, а на деле в подчинении у французских генералов, оставалась на этом последнем кусочке королевства, который не смогли занять немцы.

Бельгийские солдаты на передовой, занятые чисткой оружия, сентябрь 1917 года. К концу войны немногочисленный бельгийский контингент был экипирован союзниками по Антанте

Бельгийцы, в отличие от англичан и французов, не привлекали воинские контингенты из колонии (Бельгийского Конго), и силы их были весьма ограничены. За всё время войны в боях участвовало 328 тысяч бельгийцев, 40 тысяч из которых погибли. При этом 14 тысяч из них умерло из-за болезней, распространившихся на фронте после затопления значительной территории между войсками Антанты и Германии. Во время осады Антверпена 33 тысячи человек по разным причинам оказались на территории Нидерландов, где очутились в лагерях для интернированных лиц, а ещё 20 тысяч попало в плен.

Жизнь мирного населения

Значительное число бельгийцев-мужчин было задействовано в военных действиях в 1914–1918 гг., оказавшись в ходе войны за пределами родного государства. Однако мирных жителей, бежавших от ужасов войны, оказалось намного больше. Из 7,7 миллионов населения около 1,5 миллионов человек покинули свои дома - конечно, потом часть возвратилась обратно. К концу войны во Франции находилось 325 тысяч беженцев из королевства, в Нидерландах и Великобритании - 100 и 160 тысяч соответственно.

Колонна немецкой артиллерии проезжает по захваченному Брюсселю, 26 августа 1914 года

Ближайшая к фронту оккупированная территория (т.н. Etappe) напрямую управлялась военными властями, при этом германское командование контролировало там абсолютно всё. Остальная часть Бельгии управлялась немецким генерал-губернатором. Сначала это был генерал барон Мориц фон Биссинг, потом генерал барон Людвиг Александр фон Фалькенхаузен, родственник которого управлял Бельгией в следующую оккупацию в 1940-1944 гг.

Основная масса бельгийских чиновников осталась на своих местах, равно как и члены местного самоуправления. Немцы прежде всего заботились о поддержании фискальной системы, потому даже увеличили бюрократический аппарат. Всего с 1914 по март 1917 года из страны удалось выжать 2,2 миллиарда бельгийских франков контрибуции, и лишь всё увеличивающееся сопротивление бельгийцев, грозившее вылиться в беспорядки в тылу войск, вынудило Берлин остановиться.

Задержание и досмотр гражданских лиц немецкими солдатами

Объектом пристального внимания также были все источники сырья для военной промышленности, которые только можно было найти в стране - от металла из шахт до медных ручек дверей. Можно сказать, что стиль и методы управления страной более всего напоминали жёсткую колониальную эксплуатацию, до того успешно опробованную самими бельгийцами в Африке.

Немцы пытались привлечь также и имевшиеся трудовые ресурсы - сначала в добровольном порядке, а затем в виде принудительной мобилизации. Однако в трудовые батальоны пришло менее 30 тысяч человек. Потом, на рубеже 1916–1917 гг., уже силой было набрано 120 тысяч человек, которых вывезли в Германию на работы. В целом в Бельгии из-за остановки или уменьшения работы на предприятиях (привозного заморского сырья нет, граница с Нидерландами опутана проволокой под током, всё добываемое в стране вывозится в Германию) разразилась безработица. Уменьшение доходов населения вкупе с вывозом сельскохозяйственной продукции за пределы страны и ростом цен на еду привели к резкому уменьшению рациона, особенно беднейших слоёв населения, и увеличению смертности - на 30% с 1912 по 1918 гг.

Vlaanderen aan de Vlamingen! - «Фландрия для фламандцев!» Как часто бывает в подобных случаях, в Бельгии произошёл небывалый подъём национализма, поддерживаемый чужими штыками. Демонстрация фламандских националистов в оккупированном немцами Антверпене, февраль 1918 года

Чтобы разделить общество и получить лояльные себе группы, немцы попытались проводить политику этнического разделения. В какой-то момент вся Бельгия была поделена на две зоны - Валлонию и Фландрию - с разными столицами и аппаратом управления. В Генте даже был открыт университет, обучение в котором велось исключительно на фламандском языке. Фламандские националисты (движение Raad van Vlaanderen) виделись как наиболее близкая немцам политическая группа. Однако все усилия немецких губернаторов оказались напрасными. Удивительно, но прежде враждующие группы фламандцев и валлонов сплотились, чтобы оказать отпор оккупантам. Даже националисты из обеих частей королевства отвергли предлагаемые германцами планы разделения страны.

Сопротивление

Немедленно по занятии Бельгии немцами возникли различные группы сопротивления оккупационной армии. Однако, как показали исследования историков последних десятилетий, слухи о легендарных партизанах - «вольных стрелках» (franc-tireurs), со снайперской точностью убивавших издалека немецких солдат, оказались только слухами. По-видимому, мирное население в Бельгии вообще не делало попыток с оружием в руках сражаться против немцев.

Один из крупнейших довоенных курортов мира, бельгийский Остенде на Северном море принял у себя большое количество беженцев. Здесь как нельзя лучше пригодились сооружения того чопорного времени - купальные фургоны. Сотни и тысячи таких кибиток дали людям крышу над головой. Фото сделано в августе 1914 года

Случаи убийства меткими снайперами немецких солдат в 1914 году следует отнести, как утверждают исследователи, к удачным попыткам отступавшей бельгийской армии контратаковать и задержать продвижение отдельных германских частей. Немцы, помня опыт борьбы с французскими партизанами в ходе франко-прусской войны 1870–1871 гг., склонны были обвинить в произошедших событиях мирных жителей. Последовавшие быстрые расправы над обитателями нескольких деревень и городов повлекли жертвы: более 5000 человек были расстреляны, умерли от ран или погибли при сожжении ряда населённых пунктов в ходе операций по борьбе с партизанами. Наибольшую известность получило уничтожение библиотеки Лувенского университета.

Тем не менее пропагандистский аппарат держав Антанты во время мобилизационных кампаний в своих странах не замедлил воспользоваться образом благородных «вольных стрелков» и невинно пострадавшего мирного населения. Был создан знаменитый образ «обесчещенной Бельгии» - Rape of Belgium. Сами бельгийцы за рубежом в целом поддерживали эти слухи, поскольку они помогали привлекать помощь из нейтральных государств, прежде всего из США.

Идиллия оккупированного Брюсселя: смеющиеся немецкие солдаты покупают виноград у уличной торговки

Реальность, конечно, отличалась от пропагандистской картинки. Прежде всего, надо отметить, что если бельгийцы и участвовали в какой-то антинемецкой деятельности, то это был главным образом сбор информации о немецкой армии, которую передавали бельгийской, французской или британской разведке через линию фронта или границу с Нидерландами. В основном, как отмечает историк Эммануэль Дебрюн, группы подпольщиков были небольшими и раскрывались немецкой контрразведкой через несколько месяцев после начала работы. Лишь 10 сетям осведомителей удалось завербовать 100 и более агентов.

Наибольших успехов добилась сеть наблюдателей «Белая дама» (La Dame Blanche), основанная в Льеже и насчитывавшая к концу войны около 1100 агентов в Бельгии, оккупированной Франции и Люксембурге. «Белая дама» была связана с английской резидентурой в Нидерландах и передавала детальные сведения о передвижении железнодорожных составов с оружием, войсками и сырьём для фабрик и заводов.

Когда пропаганда Антанты стала делать из немцев варваров и людоедов, последовала ответная реакция, топорная и наигранная. На немецких пропагандистских снимках солдат оккупационных войск стал лучшим другом бельгийцев

Около 300 агентов были женщинами, почти 100 наблюдателей - священнослужителями католической церкви. За время существования сети 45 агентов были разоблачены и арестованы немцами, двое были расстреляны. Любопытно, что все члены «Белой дамы» получили разные награды как участники войны от британского правительства, но никогда не были официально признаны бельгийскими властями по формальному признаку - они работали на иностранную державу.

Другой формой нелегальной работы были печать и распространение газет в обход немецкой цензуры. Самой известной подобной газетой стала «Свободная Бельгия» (La Libre Belgique), возникшая в среде католической буржуазии Брюсселя. Её 171 номер с 1916 по 1918 год тысячными тиражами расходился по всей стране. Вообще, католические священники во главе с кардиналом Жозефом Дезире Мерсье стали лидерами т.н. «морального сопротивления». Репрессии против них послужили для Антанты поводом для дипломатического давления на Святой Престол .

Битва за Кортрейк, 15 октября 1918 года. Британские солдаты Монмутширского полка продвигаются вперёд, в то время как бельгийские женщины уходят в тыл. Немецкая оккупация для них заканчивается

Вместе с нелегальной прессой через линию фронта, нидерландскую и швейцарскую границы шла и нелегальная почта: солдаты на фронте и их родственники в оккупированном тылу постоянно обменивались новостями. Практически все сети и цепочки передачи нелегальной корреспонденции, будь то шпионская информация или переписка между родственниками, были так или иначе инфильтрированы немецкими агентами. Несколько тысяч человек в ходе войны были арестованы и отправлены в лагеря и тюрьмы, а 277 (из них 10 женщин) были расстреляны за сотрудничество с врагами Центральных держав.

Заключение

Оккупация Бельгии в 1914–1918 годах, несмотря на все трудности военного времени, оказалась мягкой по сравнению с событиями Второй мировой войны. Она выразилась скорее в экономической (пусть временами и очень жёсткой) эксплуатации страны. Не было преследований по этническому признаку, как у нацистов, а репрессии против мирного населения затронули незначительную часть бельгийцев и лишь в самом начале войны. Для Германии оккупация Бельгии оказалась тем не менее ценным опытом управления целой захваченной страной, и наработки Первой мировой войны были применены с успехом 30 лет спустя.

Литература :

1. Debruyne E. Resistance (Belgium and France) // International Encyclopedia of the First World War (https://encyclopedia.1914-1918-online.net)
2. Decock P. La Dame Blanche // International Encyclopedia of the First World War (https://encyclopedia.1914-1918-online.net)
3. Simoens T. Warfare 1914-1918 (Belgium) // International Encyclopedia of the First World War (https://encyclopedia.1914-1918-online.net)
4. Vrints A. Food and Nutrition (Belgium) // International Encyclopedia of the First World War (https://encyclopedia.1914-1918-online.net)
5. Wegner L. Occupation during the War (Belgium and France) // International Encyclopedia of the First World War (https://encyclopedia.1914-1918-online.net)